Сергей Ульев

Глава 13

Любовная баталия

Сено было везде. Сверху, сбоку, сзади, спереди. Еще недавно то же самое можно было бы сказать и о поручике Ржевском. Теперь же, утомленный любовной баталией, он лежал под мышкой у Анфисы смирный и добродушный, как подстреленный заяц.

— Ну вот и прискакали, — зевая, пробормотал он.

— Я чё тебе — лошадь? — откликнулась его соседка по сеновалу.

— А что ты имеешь против лошадей, Акулина?

— Ничего. Только Анфиса я, а не Акулина.

— Хорошее у тебя имя, ягодка моя, душевное. А у меня, поверишь ли, на женские имена — память девичья. Постоянно путаю. А с лицами еще хуже. Я их столько переим... перевидел. Бывает, замечу на балу какую-нибудь баронессу, естественно, хочу поволочиться. И ловлю себя на том, что не помню на какой стадии у нас знакомство: успели ли мы с ней в свое время согрешить или я ей только ручки целовал. И прям не знаю, с какого бока подступиться.

— Рассказывай! Он не знает, — захихикала Анфиса. — Что же, ты так мимо и проходишь?

Поручик выразительно повел бровями.

— Как бы не так! Я, милая, в любовном деле — орел. Для меня женщина, что куропатка. Как налечу — только пух и перья. Однако, если женщина малознакомая, я поначалу о погоде завожу речь, для разогрева. Она о небесах, о птичках размечтается, голова у ней закружится, а я уж на подхвате. Если же мы с ней раньше были лямур-бонжур, ну, как с тобой сейчас, тогда разговор вообще короткий. На руки подхватил и понес. До первого темного уголка. Вот так. И там уже все по команде. Ать-два. А ну, ло-жись! Три, четыре. На пле-чо! Ать, два. Полу-оборот напра-во! Три, четыре. Я человек военный, мне время тратить на всякие там ухаживания, ха-ха да хи-хи-хи, некогда. В любой момент — труба зовет! — надевай штаны и по коням.

— Так ты военный? — сказала Анфиса. — Никак, поручик Ржевский?

— Ну, допустим, поручик, — с усмешкой признался он. — Но почему обязательно Ржевский? Может, я Иванов или Сидоров?

Она тяжело навалилась на него грудью. Пахло от нее ржаным хлебом, парным молоком и жаренными семечками.

— Тимошка, муж мой покойный, как раз Сидоровым по фамилии звался. Только мне как бабе от того ни жарко, ни холодно было, Сидоров он или Эйнштейн. Двух мальцов от него родила, и на том спасибо. Не знаю уж, как так вышло.

— Сосед помог, — хмыкнул Ржевский.

— Сосед у нас — дед Игнатий. Какой с него толк? А вот ты, другое дело. Я как в сено с тобой завалилась, сразу вдруг смекнула: «Девки, да ведь это, никак, поручик Ржевский!» Только виду не подала, чтоб, значит, зазря тебя не обидеть. Вдруг ты не Ржевский, а какой-нибудь корнет Дубинский или вахмистр Глотов.

— Я смотрю, местные барышни весь наш эскадрон по именам знают.

— Как же нам не знать своих героев?

Поручик слегка расстроился.

— Так я у тебя не первый гусар?

— Такой — первый. Мной еще никто так не командовал.

— Командовать я люблю, — честно признался он. — В любви либо ты командуешь, либо тобой. Как говорится, либо ты ездишь, либо на тебе.

Анфиса внимала ему с открытым ртом. Умные речи ее всегда возбуждали.

— Покатай меня, голубчик, — вкрадчиво попросила она, попытавшись на него взобраться.

Но Ржевский живо откатился в сторону.

— Э-э, нет. Под голую бабу лечь? Увольте-с! Не то воспитание. Таких каламбуров я даже баронессе Бульен не дозволял, а она была с пушинку весом.

— Зря ты кобенишься, — усмехнулась Анфиса. — Я ведь не баронесса.

— Оно и к добру, быть может. — Ржевский опять подкатился к ней, заключив в объятия. — Разговоры прекра-тить! Слушай мою команду...

Анфиса захихикала и исполнила все, как он велел.

Прошло время. Не слишком много, но вполне достаточно.

— Фу-у, — выдохнул Ржевский. — От этой скачки я, право, вымок весь.

— Чё? — еле слышно произнесла Анфиса.

— Я говорю, вольно.

— Ась?

— Можешь расслабить одну ногу.

— Почему только одну?

— А, — махнул рукой поручик. — Что я буду тебе объяснять? Ты в армии не служила.

— В армии не служила. Зато тебе удружила. Али нет?

— Да уж, — усмехнулся он, чмокнув ее в губки. — Спасибо, прелесть моя, все было, как в лучших домах Парижа.

— А что это за лучшие дома? Кабаки что ли?

— Кабаки — тоже ничего, но те дома — лучше. Я тебе про них в следующий раз расскажу.

Поручик Ржевский слез по короткой деревянной лестнице с сеновала и принялся одеваться.

— Куда это ты собрался?

— Меня сейчас в трактире ротмистр дожидается. Я обещал быть.

— Что ему, без тебя не пьется? Заночевал бы у меня.

— Нет, — сказал, как отрубил Ржевский. — Служба прежде всего. Старший командир для гусара, что родной отец.

— А как же любовь?

— Наши жены — пушки заряжены. Я с тобой, Анфиса, отстрелялся, пойду теперь ротмистра из беды выручать. Он пьет, пока под стол не свалится, и в одиночку ему из трактира не выбраться. А если, не дай бог, и выползет на карачках, то уж точно заснет в какой-нибудь канаве. Ищи его потом всем эскадроном.

Ржевский нахлобучил на голову соломенную шляпу, взял под мышку халат с завернутым в него кивером и пошел к выходу из сарая.

— Заходи, как приспичит! — крикнула ему вслед Анфиса.

Он промычал в ответ что-то невразумительное и вышел за дверь.

«Если бы каждую женщину я навещал хотя бы дважды, — прикинул он в уме, — откуда бы у меня взялись новые знакомства? Мне бы прежних хватило до глубокой старости. И еще бы осталось!»