Сергей Ульев

Глава 11

Богиня грез, мечта феерий

В начале коридора с артистическими уборными стеной стояли несколько служащих театра, сдерживая натиск неистовых поклонников, жаждущих преподнести цветы своим любимым артисткам. Поскольку в представлении было занято аж три певицы, число их поклонников перевалило далеко за дюжину. Все они орали, умоляли, требовали пропустить и размахивали букетами.

— У меня цветы завянут! — кричал один.

— Я до конца оперы застрелюсь! — вторил другой.

— Пустите меня, я только вручу цветы! — хитрил третий.

— После третьего акта, господа, — отвечали служащие, не отступая ни на шаг, — милости просим, господа, после третьего акта. Сейчас не велено.

Ржевский признал в одном из служащих капельдинера, с которым он уже имел сегодня дело. Протиснувшись сквозь бурлящую толпу, поручик незаметно отобрал у самого крикливого поклонника один из трех букетов, которыми тот грозился разнести весь театр, и, подмигнув знакомому капельдинеру, громко прокричал:

— Фельдъегерь Его императорского Величества! Срочно! Букет от императора — французской примадонне! Где Луиза Жермон?

— Третья дверь налево, — ответил капельдинер, пропустив его себе за спину, и стал объяснять возмутившимся поклонникам: — Успокойтесь, господа, это государев фельдъегерь. У него служба такая.

— Я тоже фельдъегерь! — воскликнул Денис Давыдов, напирая на капельдинера грудью. — Пусти меня!

— Будете буянить, ваше благородие, полицию вызовем.

«Ай, Ржевский, плут, мошенник, — подумал Давыдов, — обскакал меня на повороте!»

Толкнув заветную дверь, поручик Ржевский увидел Луизу Жермон, сидевшую в роскошном голубом платье возле большого зеркала. К его изумлению, примадонна была не одна. Перед ней стоял на коленях какой-то безусый юнец и, прижимая к груди руки, что-то страстно лепетал. Она небрежно внимала ему, любуясь собственным отражением в зеркале.

Заметив появившегося в дверях гусара, примадонна живо обернулась.

— Имею честь, поручик Ржевский! — представился он, щелкнув каблуками.

— Луиза, — охотно откликнулась она.

— Кто?.. что?.. — испуганно пролепетал юнец.

— Что смотришь, как на пряник? — нетерпеливо бросил ему Ржевский. — Освободите место, юноша, мне некогда.

— Когда?.. чего?..

Поручик схватил его одной рукой за шиворот и поднял с колен.

— Не путайтесь у меня под ногами, любезный. Антракт на исходе, черт вас возьми!

— Что это значит, сударь?

— Это значит, мой маленький Керубино, что я собираюсь выставить вас вон.

Но юный поклонник Луизы Жермон продолжал отчаянно упираться.

— Я протестую! Вы... вы не имеете права. Я буду требовать от вас удовлетворения.

— Я мальчиками не интересуюсь. Удовлетворения просите в другом месте. А если вам хочется дуэли, всегда к вашим услугам. Но не сегодня!

Вытолкнув юнца за порог, Ржевский запер дверь на задвижку и повернулся к смущенно улыбающейся примадонне.

— Богиня грез, мечта феерий! — воскликнул он, опустившись перед ней на одно колено и протягивая цветы. — От вашего голоса, ей-богу, с ума можно спрыгнуть. Я от соловья таких песен не слыхал. Вы только рот откроете, а у меня уже мороз по коже.

— Мерси, — улыбнулась Луиза, принимая от него букет.

— Как ваши очи светят ярко! Я полюбил вас с той минуты, как увидел...

— О, вы любите меня уже больше часа! — перебив, засмеялась она.

«С объяснением покончено, — подумал Ржевский. — Начинаю ухаживать».

— Нет, дайте локоть, — сказал он. — Только один поцелуй, молю.

Луиза Жермон не давалась, пряча от него свои обнаженные локти. И неожиданно заговорила на ломаном русском.

— О, я знать один ваш пословиц. Палец в рот не клади, а то... как это?.. вся погибнешь...

— От любви, — пылко закончил Ржевский. — От любви и помереть не страшно... Кстати, вы не скажете, сколько до конца антракта?

— О, вам не терпится увидеть меня на сцене?

«В постели, душечка, в постели,» — мысленно поправил ее поручик.

— Так сколько же до конца, душа моя?

— Кажется, он очень близко, — она подняла вверх указательный пальчик. — Слышите колокольчик?

— Слышу. Это звенит мое разбитое сердце!

Время на любовь таяло с головокружительной быстротой. Втиснувшись в кресло возле француженки, Ржевский обнял ее обеими руками за талию и стал осыпать поцелуями. Она испуганно пряталась от него за букетом цветов.

— Луиза, ангел, мы успеем, — горячо шептал поручик. — Всего один раз, молю.

— О нет, нет, вы сумасшедший. О чем вы говорите!

С трудом вырвавшись из его объятий, она отбежала к стене.

— Простите, но сейчас мой выход, а мне еще нужно подтянуть чулки, — сказала она и невинно потупилась.

У поручика Ржевского потемнело в глазах.

— Я помогу вам! Мадемуазель, поверьте, мне это раз плюнуть.

— Я стесняюсь.

— Какой, к черту, стыд! Мы же не дети.

— Ах, не приближайтесь. Месье, — она капризно топнула ножкой, — из-за вас я никак не могу войти в образ.

— Предоставьте это мне.

— Что?

— Войти в ваш образ, — проникновенно сказал Ржевский.

Она тряхнула волосами.

— Я не понимаю ваш французский!

— У меня такой сильный акцент?

Луиза Жермон прижалась спиною к двери. Ржевский прижался всем телом к Луизе.

— Акцент у вас, действительно, сильный, — прошептала она.

— Так в чем же дело, милая?

— Мне пора на сцену. Сейчас начнется второй акт.

— Первый, голубушка, первый. А потом уж будет вам и второй, и третий, и четвертый...

Луиза толкала задом дверь, но та не открывалась. Между тем поручик стремительно развивал наступление.

— Что вы делаете, месье? — взвизгнула примадонна.

— Подтягиваю вам чулки, мадемуазель. Вы ведь этого хотели.

— Да... то есть нет. Нет! — Она опять сбилась на ломанный русский. — Отдайте моя нога... я не хотеть... Мне пора!

— Давно пора, голубушка, давно. Я совсем уж изнемог.

— Но мой опера... мой зритель...

— Зрители нам сейчас ни к чему.

Ржевский был уже готов расстегнуть штаны, но в этот момент француженке все же удалось нащупать за спиной задвижку.

Дверь распахнулась, и они оба в объятиях друг друга вывались в коридор, приземлившись на ковровую дорожку.

Ржевский, разумеется, оказался сверху. Луиза Жермон бессильно закатила глаза. Но воспользоваться всеми преимуществами своего положения поручику было не дано. Из дальнего конца коридора к ним уже со всех ног бежали вопящие от негодования и зависти поклонники.

— Какое неслыханное нахальство, господа!

— Это называется, вручил букет от императора!

— Хорош фельдъегерь!

— Снимите его с нее! Снимите!!

Набросившись на Ржевского, они стали стаскивать его с Луизы Жермон. Поручик отбивался, как мог.

— Я люблю ее! — кричал он. — Мне суждено гадалкой шатенку полюбить!

Луиза в возникшей суматохе уже давно успела убежать, а драка все продолжалась.

Денис Давыдов, хоть он и благоволил французской певице, отдав должное гусарскому братству, принял сторону Ржевского.

— Подите пгочь, чегти! — кричал он, лупя озверевших поклонников направо и налево. — Куда вы пготив кавалегии, засганцы штатские!

Гусарская удаль и сноровка в конце концов одержали верх над холёностью и зажратостью московских щеголей. Заодно досталось и капельдинерам. Раскидав по всему коридору стонущие и хнычущие тела, гусары с улыбкой посмотрели друг на друга и сердечно обнялись.

— Спасибо, Денис, — сказал поручик. — Я у тебя в долгу.

— Пустое, бгатец. Но, Гжевский, кажется, тебя можно поздгавить с очегедной победой?

— Увы, я не успел. Черт побери, а счастье было так возможно!

— Не пегеживай, как говогится, много женщин есть на свете... Идем, что ли? Втогое действие начинается.

— К черту всё! Где Луиза Жермон?

— Небось, уже на сцене. Стой, куда ты?

— За кулисы. Наша песенка еще не спета!

И, перепрыгивая через валявшихся повсюду измочаленных франтов, поручик побежал в другой конец коридора.