Сергей Ульев

Глава 17

Жертва любви

— Здравия желаю, господин поручик, — бодро произнес вошедший. — Прошу простить великодушно, если разбудил.

— Я не спал, — буркнул Ржевский. — С кем имею честь?

— Исправник, Степан Никанорович Крыщенко, к вашим услугам.

— Исправник? По части дымохода, что ли?

— Нет, по части сыска и расследования.

— Какого черта! Чем обязан?

Подойдя к стоявшему на тумбочке подсвечнику, исправник зажег свечу. С лица его не сходила мягкая улыбка. Подняв с пола подушку, он стряхнул с нее пыль и вернул Ржевскому.

— А чего это, господин поручик, у вас старухи голые по дому бегают?

— Прикажете им по небу летать?

— Шутим, ваше благородие, — понимающе заулыбался исправник, присаживаясь на стул рядом с кроватью. — Ну да я не за тем пришел. С графиней Шлёпенмухер были знакомы?

— Дуба, что ли, дала?

— При смерти. Так вы ее знали?

— Нет, я с ней не спал. — Ржевский подавил зевоту. — Как я понимаю, графине теперь нужен чудило с кадилом. При чем здесь я?

— За попом дело не станет. Я спросить хотел.

— Ну?

— Это вы ее сегодня... того...

— Чего, чего?

— Топориком?

Ржевский подскочил на кровати.

— Да вы рехнулись! Как вас там?..

— Степан Никанорович.

— Да вы рехнулись, Никанорыч! Настоящий гусар никогда не променяет саблю на топор.

— То есть, иначе говоря, если бы вам пришла нужда убить графиню, вы...

— Зарубил бы ее саблей! — подхватил Ржевский. — И глазом бы не моргнул. Но расскажите толком, что случилось.

— Графиню Шлёпенмухер нашли сегодня без чувств в беседке возле ее дома, — по протокольному сухо заговорил исправник. — На лбу у нее имеется вмятина от обуха топора. А топор этот был найден здесь же, вбитым в ступеньку беседки.

— Небось, она сама об топор и долбанулась.

— Откуда вы знаете? — напрягся исправник.

— Но-но, любезный, не зарывайтесь.

— Вы, господин поручик, не серчайте. Я только по гражданским делам уполномочен. Вас, если что, под военный трибунал отдадут. А я просто так зашел, из любопытства.

— Я вас больше не задерживаю.

Ржевский вытянулся на постели, показывая всем своим видом, что собирается заснуть.

— Одну минуточку, господин поручик.

— Ну чего еще?

— Я почему на вас подумал: у графини вся беседка одной и той же надписью расписана. При помощи ножечка.

— Какой надписью?

— «Ржевский плюс Шлёпенмухер равняется лямур». Последнее слово было вырезано по-французски. Вас это не удивляет?

— Ну, если бы это слово было по-эфиопски...

— Я говорю о смысле фразы.

— Удивляться тут нечему. По мне у вас все бабы сохнут. Тут вам и Шлёпенмухер, и Шлёпенжукер, и Шлёпенклопен. И так далее, всех не упомнишь.

— Так-с, с графиней разобрались... — Исправник почесал в затылке. — А позвольте узнать, были ли вы знакомы с некоей Тамарой Мироновной Леденец?

— Кто такая? Опишите.

— Молодая девица...

— Эх, неужели все-таки утопилась! — воскликнул поручик.

— Вы проявляете поразительную осведомленность, — вкрадчиво заметил исправник.

— Куда мне до вас! Вы вот что, Никанорыч, хватит играть со мной в прятки. Я человек военный и лишних разговоров не терплю. Выкладывайте, что вам еще от меня надо и — катитесь к чертовой матери.